Фичковой взаимопомощи псто

[Хранитель Анналов]

Ждем новых исполнений, братья!

Итак, солдат, нашел себе в сводном посте заявок интересный сюжет и готов его описывать?

Тогда можешь оставить исполнение в комментариях к этому посту, помечая заявку, на которую отвечаешь, и используя кат.

Пиши, брат. Летописец одобряет



UPD:

Тьма или Воды Спят, Одноглазый/Гота - все, что угодно по парочке, милое и домашнее. Флафф, юмор или ангст - не имеет значения

Исполнено:

Солдаты живут, Лебедь/Дрема, "платонические" встречи теплыми хсиенскими ночами. R+
Бадья и Дрема, как старый солдат неуклюже пытается заботится о оказавшемся на его попечении ребенке в осажденном, голодном городе. Трогательное и страшное.
Преканон, история Молчуна. Обет молчания, темная магия, причины вступить в Отряд и т.п.
Костоправ/Госпожа, ненаписанные страницы Анналов. Романтика, небольшой R

запись создана: 16.06.2016 в 23:32

@темы: фанфик, организационное

Comments

[Гость]

Ответ на заявку:

Бадья и Дрема, как старый солдат неуклюже пытается заботится о оказавшемся на его попечении ребенке в осажденном, голодном городе. Трогательное и страшное.

— Покажи.

— Что?

Левый глаз, скрытый на треть изуродованной широким шрамом бровью зыркнул на меня с удивлением. Этот малец приблудился к нам пару дней назад, попытавшись слиться с остальными добровольцами, взявшимися кто откуда, но мой наметанный взгляд сразу выделил его из общей расхлябанной толпы. Нет, юнцов вроде этого мальчишки-ведна там хватало, да только ни один из них не ходил, скособочась, и не щадил правый бок. Еще в Опале я такого насмотрелся. Мой братец, когда его мутузили в закоулке за очередной карточный долг, потом перемещался так же.

— Бок покажи.

Я поманил его рукой, как уличную кошку.

— А что с моим боком? — могу поклясться, что парень испугался. Был бы не таким черным — побледнел бы, а так, стал серым, будто пыльные лошадиные бабки.

— Тебе виднее, — ответил я, отставив в сторону кружку с дрянным пивом. Больше никого в нашем убогом жилище не было. И я понятия не имел, куда все разбрелись. Вроде как, Могаба опять козлил. Или нет, уже не припомню.

— Но если у тебя отбита почка, то будущему твоему я не завидую, — как можно менее заинтересованно произнес я. Кажется, малец опасался, что я к нему пристаю. Говорят, в Таглиосе многие такими делами пробавлялись, вероятно, и в Деджагоре — тоже. Прямо уж... Ничего нет лучше справной бабы, каких здесь днем с огнем не сыщешь. Одни косоглазые нюень бао.

Он невольно потрогал свои ребра и скривился.

— Ничего, — он попробовал браво улыбнуться. — Такое уже случалось. Посплю — пройдет.

— Ну-ну, — я покачал головой и указал пальцем в сторону косой двери, из-под которой тянуло уличной вонючей сыростью. — Вон туда ушли все ваши, свежеприбывшие. А ты тут торчишь. С чего бы, скажи на милость?

— Я… — он спрятал глаза. — Бок болит. И еще кое-что.

Я вздохнул. В общем и целом, все было с ним ясно.

— Кто тебя так? — спросил я, скрестив на груди руки.

Мальчишка, снова скривившись, неловко уселся на тряпки и нехотя пробубнил:

— Родственнички.

— И ты решил, что разногласия с родичами стоят того, чтобы… — таглиосский давался мне еще не очень хорошо, я долго подбирал слово. — … прийти к нам?

Тот молча кивнул. Стало быть, дело было решительно дрянь. Любой, даже самый хреновый дом иной раз лучше Черного Отряда. Сказал Бадья, который когда-то сделал то же самое. Но ведь на то мы и старшие, чтобы предостерегать молодежь от повторения собственных ошибок?

— Тебя уже спрашивали, что ты умеешь?

Он пожал плечами. Ни хрена он не умел. Но, конечно, — все так говорят, и я когда-то так представился, — утверждал, что быстро научится.

— Хочешь сделку, парень?

Он в недоумении поднял на меня глаза. Из-за шрама на лбу казалось, что он вот-вот заснет. А может, так и было. Кто знает, когда он в последний раз ел и спал, пока не пришел сюда.

— Не бойся. До тощих задниц мне дела нет. — может, успокоится? Я продолжил: — Я научу тебя махать железной палкой. Ты научишь меня своему языку. А то я так и буду называть э… острую железную палку острой железной палкой.

Паренек скромно улыбнулся и произнес доселе неизвестное мне слово.

— Что? — теперь переспросил уже я.

— Острая железная палка, — повторил мальчишка.

Так я выучил слово “меч” на таглиосском, а тощий, но смышленый Дрема стал моим оруженосцем. Капитан, ясен пень, пробурчал бы, что сержантам оруженосцы не положены, но в каких мирах был тогда тот Капитан?
Почка у мальчишки и в самом деле была отбита, но Одноглазый в своем деле всегда был докой. А я умел качественно чистить особенно зарвавшиеся рыла. Домишко ублюдочных дядюшек Дремы мой визит забыл не скоро.

То, что парень на самом деле был девкой, я узнал сильно позже, после чего загадал вернуться в Деджагор и навестить старых говнюков еще разок. С раскаленным прутом наперевес. А то что Дрема — девица... Да не имело это уже никакого значения. Нормальному отцу нет дела до того, есть у его дитяти яйца или нет. Тем более, что у Дремы яйца были — понимаете, о чем я?

А. Вот что. В те времена Отряд вроде как еще служил Радише и Прабриндраху Драх, князьям Таглиоса. И в Деджагоре нам было довольно хреново.

(...записано со слов сержанта Бадьи Летописцем Мургеном перед выступлением к Вратам Теней. Так, на всякий случай)

[Гость]

здорово! *_* автор, спасибо!

[Гость]

здорово! *_* автор, спасибо!

Спасибо за отзыв, если понравилось, то супер!

[Гость]

Автор, спасибо! А ремарка в скобках, если помнить, что случилось с Бадьей потом, просто рвет сердце ;(

[imirel]

По заявке:
Преканон, история Молчуна. Обет молчания, темная магия, причины вступить в Отряд и т.п.

Те леденящие кровь байки об обряде Инициации, которые издавна передавались темными ночами от ученика к ученику, казалось, начали воплощаться безжалостно и как-то очень скоро. Мэтр притащил их в самую глубь леса, к круглой поляне, по контуру которой высились полуразрушенные менгиры с выбитыми на них письменами. Впрочем, ни Бетер, ни его закадычный приятель Кинац не могли разобрать ни слова. Язык был во много раз древнее окружавшей их чащи. Вероятно, что во времена, когда ставили это капище, и леса-то никакого не было.
Мэтр, усадив мальчишек в центр круга, зажег кадильницу с зловонной травой черной лапчатки и пошел по кругу, громко читая написанное на камнях. Дым разъедал ноздри и глотку, ни один из юных колдунов так и не смог заставить себя задержать дыхание — лапчатка проникала прямо в голову, кружила ее и несла странное, сладостное расслабление. Голос мэтра, чеканивший незнакомые сочетания букв и звуков, громыхал будто бы где-то в печенке и сотрясал внутренности.

Бетер вцепился в жухлую жесткую траву у коленей, чувствуя, как тело, прекращая повиноваться разуму, желает мешком увалиться оземь. Падать было нельзя. Духи не любят слабых.

— Мне плохо, — просипел Кинац, закатывая глаза. У губ его возник белесый бескровный треугольник.

— Молчи, — шикнул Бетер. — Духи не любят болтливых.

Мэтр, на мгновение осекшись, наградил мальчишек яростным взглядом. Переговариваться было запрещено. Любой лишний звук мог сорвать ритуал призыва. И хорошо, если всего лишь сделать так, что на зов не явится ничто. Хуже было бы, если бы явилось то, чего не ждали.

Порвалось там, где было тонко. Как и всегда.

Душераздирающий вой пронесся над поляной в мощном потоке ветра, обрушившем на головы мэтра и мальчишек хвою с кривоногих сосен, мелкие ветки и россыпь сухих шишек. Менгиры заскрипели, будто пытаясь вырвать из земли свои дряхлые каменные основания. Мэтр бросил в траву кадильницу, пытаясь затушить тлеющие стебли. Вой раздался снова, еще более гневный, еще более ужасающий. Казалось, потревоженное нечто ненавидит каждую былинку на поляне, которая моментально погрузилась в кромешную тьму.

Кинац бился в припадке, изо рта его раздавался хрип, смешанный с бульканьем. Над головой что-то сверкало, иной раз на миг ослепляя, но Бетер успел рассмотреть во время одной из вспышек, что изо рта у приятеля идет пена. Он рывком придвинулся к нему и затряс за плечи, пытаясь приподнять. Кинац был тяжел, будто мешок с песком.

— Кинац! — отчаянно взывал Бетер, краем глаза наблюдая за приближением мэтра. Тот что-то пытался нашарить в своей поясной сумке.

Нечто над головами визжало и хохотало, и каждый возглас Бетера приветствовало почти радостным воем, рвавшим уши изнутри.

Мэтр не проронил ни слова. Он оттолкнул Бетера от корчившегося в судорогах Кинаца и ловким движением взрезал тому глотку. Потянуло кровью, и Бетер, от ужаса остолбеневший, едва сдержался, чтобы не вывернуться наизнанку. Воющее нечто над головой мгновенно утихло. Тело Кинаца, несколько раз дернувшись, застыло и начало медленно распадаться на призрачные черные клочья. Через минуту ничто даже не напоминало о том, что на поляну привели сразу двоих. Разве что сумка Кинаца осталась валяться там, где он ее оставил, войдя в круг.

Бетер хватал губами ночной воздух.

Бетер пытался встать на ноги, но не мог.

Мэтр утер лоб.

— Поднимайся, — наконец, прохрипел он. Менгиры утихли. Казалось, они тоже были в оцепенении от случившегося.

— Мэтр, — начал, было, Бетер, но мэтр грубо прервал его:

— Молчи! Ты уже и так наделал дел… Вставай, говорю.

Бетер с трудом поднялся. Мэтр подошел к нему настолько близко, что Бетер чувствовал на лице тепло его несвежего старческого дыхания.

— Что это было? — прошептал Бетер.

— Не то, что было нужно, — как всегда уклончиво ответил мэтр. — Я велел вам не болтать. Ритуал не приемлет лишних звуков, а тем более — слов. Теперь все потеряно…

Бетер сглотнул. Гибель Кинаца до сих пор не улеглась у него в сознании. Кинац был ему другом, возможно — единственным близким существом за все годы ученичества. Не считая старого ворона, который жил в гнезде старого дуба, росшего во дворе дома мэтра.

— Тебе придется уйти, — нехотя произнес мэтр. — Прямо сейчас.

— Но… куда? Куда я пойду среди ночи, мэтр? — взмолился Бетер, падая на колени. — Мэтр, прошу вас, давайте попробуем еще раз? Я буду молчать, как мертвец, клянусь вам! Если пожелаете — клянусь отныне всегда молчать! Я напортачил, я знаю, но ведь без инициации я… не колдун вовсе.

— Инициация — лишь последняя ступень в обучении, Бетер, — устало ответил мэтр, садясь прямо на землю. — Заключительный урок смирения и терпения. Просто для тебя этот урок стал… другим. Но не перестал быть уроком. Последним, который я смог тебе дать. Или, если пожелаешь, дала судьба.

— Но гримуар Шести Безглазых…

— Книги есть средоточие чужих мыслей и выводов, а ты должен учиться делать свои, — отрезал мэтр. — Твой язык, пусть и невольно — я верю, что ты волновался за брата, — стал причиной первой в твоей жизни смерти от колдовства. Твои слова сорвали ритуал, высвободили силу, что не должна была обрести свободу. Я вынужден был отдать ей жертву, которую она возжелала.

— Вы могли отдать меня, если это я был виноват! — воскликнул Бетер, глотая слезы.

— Вы были виноваты оба. Только Кинац все равно не пережил бы ритуал, — мэтр поднял на Бетера глаза. В темноте они мерцали отраженным светом. — Я пожертвовал меньшим, что было в наличии. А ты уяснил урок. Единожды битый больше под кулак не полезет.

Так и случилось. Бетер ушел поутру, забрав свои нехитрые пожитки. Отныне и всегда он носил траур по погибшему другу, а губы его за множество лет не произнесли больше ни слова.

Кроме одного-единственного имени. Но это случилось гораздо, гораздо позже.

В те времена Отряд служил Белой Розе. И истинного имени угрюмого колдуна по прозвищу Молчун не знал никто.

Но это никого не интересовало.

[Гость]

А ничо так) атмосферно и жутковато вышло, то что надо) Понравилась сцена с духами, но не очень понятно, почему Кинац не пережил бы ритуал...
Спасибо, автор, это здорово!

[bettelgeyze]

Малооооо! Плак!
Но круто.
Но мало.
Но круто.
Скажи, а ты специально собачье имя для Молчуна выбрала? ))))

[imirel]

Понравилась сцена с духами, но не очень понятно, почему Кинац не пережил бы ритуал...

Ну, из оставшегося за кадром (я просто не люблю разжевывать каждое действие и вывод) - мэтр, проведший множество инициаций знал, как ритуал может повлиять на юных колдунишек. Припадок закончился бы гибелью.

Но круто.
Скажи, а ты специально собачье имя для Молчуна выбрала? ))))

Хехе, а это собачье имя? Мне просто пришла в голову комбинация букв))) Не имею ни одной знакомой собаки с таким именем

[bettelgeyze]

ссылко
Не, я оказывается перепутала, не Бетер, а Бетяр )))

[imirel]

bettelgeyze, хых. Ну даже если бы имя было именно тем, я навряд ли бы его запомнила Так что, поверь, ничего предосудительного в отношении любимого тобой Молчуна я не предпринимала

[Гость]

Обещанного три года ждут, а потом иногда дожидаются

Ненаписанные страницы Анналов

Прикасаться к Госпоже, это как приближаться к манте – ударит током или пощадит? Всколыхнутся воспоминания о первых годах нашего знакомства – или пронесет?

Я стараюсь не думать о ее прошлом, о своем прошлом, о том, что, возможно, было и что могло бы быть. Я пытаюсь сосредоточиться на ощущениях – шелк кожи под подушечками пальцев и щекотные вороные локоны на моем лице. Тихое дыхание, от которого поднимаются дыбом волосы на затылке, и магия здесь совершенно не при чем. Да и нет больше той магии – есть мы двое, немолодой, уставший солдат и еще более немолодая, но потрясающе выглядящая Госпожа.

Мечтал ли я об этом? Когда-то я боялся признаться в этом даже себе. Настолько боялся, что до сих пор не знаю ответ на этот вопрос. Наверное, это известно только Госпоже, просветившей меня своим Оком насквозь. Наверное, она увидела, что мечтал, – иначе, что еще могло привести ее в мои объятия? Никогда я не считал себя особо привлекательным для женщин, а уж для таких женщин и подавно. Но неужели только мои смелые или, скорее, отчаянные фантазии могли толкнуть ее ко мне?

Ее руки гладят мою грудь и живот, и вот это по-настоящему заставляет меня перестать копаться в себе и в ней. Ее бедра обхватывают мои, ее глаза сияют даже в темноте, и магия по-прежнему не при чем. Меня трясет. У меня, летописца, нет слов, чтобы описать мои чувства в этот момент. Это ни с чем не сравнимо. Это непередаваемо. Это что-то, лежащее за гранью, лишающее всего человеческого, оставляющее только инстинкты…

Ох…

Отдышаться, унять сердцебиение, перестать судорожно стискивать смятую постель – задачи трудновыполнимые. В висках колотит, в теле – такие блаженство и нега, что любая мысль о движении кажется кощунством. Госпожа, горячая, влажная и мягкая лежит рядом, отчего боку невероятно жарко, но даже отодвинуться уже нет сил. Уверен, у нее есть, что сказать, но так же, как и я, она предпочитает сохранить этот миг как можно дольше. Интересно, жалеет ли она, что веками пренебрегала подобным опытом. Хм, нет, такое я нее точно никогда не спрошу. Даже под страхом смерти.

«Нам нужно идти», – вместо этого собираюсь сказать я, – «Мои капитанские обязанности, черт бы их побрал, никуда не делись». Но она словно знает, что я собираюсь закончить нашу встречу, и успевает первой:

– Давай еще немного так полежим.

Я не был бы собой, если бы не ответил:

– Конечно, если ты устала.

– Вообще-то, я думала о тебе. Ведь это ты постоянно жалуешься на возраст! – тут же едко парирует она. – Но если ты снова полон сил, то мы, конечно, можем возвращаться.

Вместо ответа – мне расхотелось спорить – я просто обнимаю ее и прижимаю к себе. Не так давно я выяснил, что это хороший способ остановить начинающийся спор.

…Когда мы возвращаемся, мы идем рядом, как сослуживцы, не как любовники. Но порой наши руки соприкасаются, и это мимолетное ощущение отчего-то вновь наполняет меня умиротворением.

Нам, конечно, непросто, со всеми этими годами за спиной, с нашим прошлым и неясным будущим, но я не жалею. И почему-то уверен, что Госпожа тоже ни о чем не жалеет.

[imirel]

Гость, в 08:51
Круто! Такой романтИк прямо)
"Ночью в Штормграде что-то было"

[Гость]

Мне очень нравится Дрема и не очень нравится Лебедь, но я все же рискнула.

По заявке: Солдаты живут, Лебедь/Дрема, "платонические" встречи теплыми хсиенскими ночами. R+

В те дни Отряд обустраивал жизнь в новом мире. В Хсиене.

Лагерь даже отдаленно не напоминал то, что позже было прозвано Вороньим Гнездом. Впрочем, несколько первых часов он именно воронье гнездо и напоминал – куча беспорядочно сваленных вещей, суета, беготня и вопли. Только когда я освободилась от утомительных переговоров с местными заправилами, сгрузив эту работу на вконец замотанную Сари, и стала раздавать плюхи тем, кто должен был обеспечить порядок, солдаты начали копать ров. И отхожие места.

Что-то ребята сильно расслабились.

Все приходилось делать в ручном режиме. Первое, чем я решила заниматься на новом месте – наводить дисциплину. Гонять всех в хвост и гриву, если, конечно, прежнее начальство не захочет забрать у меня свои обязанности.

Что самое обидное – никто из этих голодранцев не позаботился о бедной маленькой Дреме.

Мой вещмешок валялся в пыли у входа в лазарет. Внутри лазарета хором стонали Плененные, страдая от боли в затекших мышцах и от жажды, так что мне пришлось идти на поиски иного приюта. Такой вариант, как ставить себе палатку, отпал сразу – меня ноги-то с трудом носили. Ночевать под открытым небом не советовали местные. Я пока что плохо понимала их язык, но слова «неизвестные тени» с приправой из призрачного мерцания на грани видимости убедили меня, что они не шутят. А соваться к господину Сантараксите чревато бессонной ночью – меня опять попытаются втянуть в философский диспут.

Пока я топталась в раздумьях, куда можно приткнуться и захрапеть, из лазарета выпал взъерошенный Лозан Лебедь, сопровождаемый летящей вслед хриплой руганью.

Похоже, Госпожа пришла в себя, но каркать еще не отвыкла.

- Любимая женщина больше не хочет видеть тебя? – не удержалась я от шпильки.

- Ну что ты говоришь, детка? Ты – моя единственная любовь, – ляпнул Лебедь.

Вот ведь, язык без костей.

- Тогда зачем ты вновь потащился туда, где тебе не рады? Разве тебя не просили хотя бы пару дней не беспокоить Плененных?

Лебедь смущенно поскреб ногтями лысеющую макушку.

- Ножа хотел проведать. А ты что тут делаешь?

- Выбираю - упасть прямо здесь, или все же отползти на пару футов к тому костерку.

Он покосился на костер, потом на меня, и сказал:

- Можешь ползти вон туда, - он показал рукой на навес, устроенный под двумя молодыми кедрами. - Там никто не будет мешать.

Я, немного поколебавшись, приняла предложение. Сам Лебедь сбежал играть в тонк.

Тут бы мне и заснуть, но нервное напряжение, скопившееся за несколько последних дней - даже лет, - дало о себе знать. Я знала, что любого из нас могут лишить жизни в любой момент, но... Бадья, Дак, Бонх До Тран, а теперь еще и Гоблин. Гоблин, мерзкий маленький колдун, казавшийся мне вечным и погибший в неравной схватке с демоном.

Господи Всемогущий и Милосердный, прими его душу и даруй ему Прощение.

Когда Лебедь вернулся, он застал меня сотрясающейся в беззвучных рыданиях. Издав невнятный возглас, он забрался внутрь палатки, обхватил меня за плечи и, прижав к себе, стал гладить по спине. Я только хлюпнула носом. Вырываться не было ни сил, ни желания. Вскоре я успокоилась и перестала вздрагивать, Лебедь слегка отодвинулся и попытался разглядеть мое лицо. Хорошо, что было темно. Мое тщеславие не выдержало бы такого испытания.

Так я успела подумать, а потом все мысли куда-то выветрились. Лебедь вдруг неловко ткнулся губами в мою щеку, затем в другую. Прежде, чем я решила, что он так вытирал мои слезы, его губы прижались к моим. Я вновь задрожала. Поцелуй не был жадным и грубым, и почему-то вызвал в голове не болезненные воспоминания о прошлом, а вспышку перед глазами - яркие, красочные иллюстрации из древних трактатов и узорчатая вязь гимнов, прославлявших прелести храмовых дев.

Похоже, Лебедь делал ход ва-банк и не ожидал, что я отвечу ему. Еще бы. Я сама этого не ожидала. Не ожидала, что сама полезу рукой под его рубаху, что позволю уложить себя на колючее шерстяное одеяло, что стану добровольно прижиматься к теплому телу, подставлять шею под невесомые поцелуи и желать большего.

Думаю, он удивился, не встретив некоторого сопротивления, но ни тогда, ни после ни сказал мне ни слова об этом. Не до слов было. Я старательно заглушала стоны, вцепившись зубами в свою ладонь, Лебедь хрипло дышал, роняя мне на лицо капли пота. И когда все наконец закончилось, мы просто молча лежали рядом и слушали, как стрекочут сверчки, у костра смеются пьяные солдаты и где-то вдали кричит неведомый зверь.

Жаркая была ночь. Бабье лето.

[Гость]

Мне очень нравится Дрема и не очень нравится Лебедь, но я все же рискнула.

Ыыыыыыыы, спасибо, что рискнул, незнакомый солдат
Я заказчик и я счастлив по самые помидоры
Вот именно так все и видел себе

[imirel]

Лебедь смущенно поскреб ногтями лысеющую макушку.

Чейто взоржала неприлично))) Меня вообще почему-то веселит процесс облысения Лебедя, не спрашивайте, почему)
Автор, спасибо за исполнение, ждем еще

[Гость]

Я заказчик и я счастлив по самые помидоры

Хорошо, что понравилось)

Автор, спасибо за исполнение, ждем еще

Рад стараться!

[Гость]

По заявке "Тьма или Воды Спят, Одноглазый/Гота - все, что угодно по парочке, милое и домашнее. Флафф, юмор или ангст - не имеет значения"
Надеюсь, зайдет

— ...Когда эта старуха ходит по дому, полы под ней скрипят так, будто молят о пощаде. А особенно громко она топает тогда, когда я пытаюсь задремать — так и напиши, Костоправ. Все делает для того, чтобы поскорее спровадить меня на костер. Или в яму. Или как там у них, нюень бао, еще положено хоронить мертвецов? А давеча она прямо спросила меня, дескать, коряга старая, как бы ты хотел упокоиться? Я! Упокоиться! Ты представляешь, Костоправ? Нет, я не жалуюсь. Я послал ее поговорить с Доем на этот счет, а мне-то откуда знать про их обычаи? Подержи вот здесь. Да, вот так. Что? Святые яйца Били Афи, что за вопросы? Я живее всех живых. Если бы Гоблин, паскуда, был здесь, он бы подтвердил. Гоблин бы подтвердил… А где Гота, Костоправ? Найди ее, скажи, что я хочу, чтобы она пришла. Иди давай. Ступай.

Я, потирая больное колено, вышел из домишки, который облюбовали Гота и Одноглазый. Старик хорохорился и сегодня, готов поклясться, проявил просто чудеса красноречия. Конечно же, покуда не вспомнил о погибшем заклятом приятеле. А вот жаловаться на Готу, боевую подругу и запоздалую привязанность он будто бы не уставал никогда.

Гота, невзирая на рассыпающиеся от старости суставы, самостоятельно полоскала в реке белье. Заметив меня краем глаза, она с оханьем распрямилась — настолько, насколько получилось.

— Ну что он там, лекарь? — в шамканье Готы мне послышалось искреннее беспокойство.

Я вздохнул. Что ж, врать не было никакого толку. Она и сама все отлично знала. Столько, сколько живет черный колдунишка, не жил еще никто на моей памяти, да и на ее, наверняка — тоже.

— Заговаривается, — коротко ответил я, помогая ухватить таз с мокрыми тряпками. Не то, чтобы мне это далось легко. Но Гота была все же куда старше. А я предпочитал считать себя пусть и припыленным песками времени, но все же — кавалером.

Она хромала за мной, бурча себе под нос:

— Не пьет он твои отвары, лекарь, не пьет, хоть в задницу вливай. Говорит — горько. А когда не пьет — не спит. Лежит, пялится в потолок и вздыхает. А я что могу сделать? Ничего, лекарь. Если даже ты не можешь…

— Я позову Тобо, — пообещал я. — С ним Одноглазый ведет себя получше.

Гота фыркнула.

— Тобо — это хорошо. Если только старый дурак снова не возьмется учить мальчика какой-нибудь колдовской дряни. А это все Хонь Тэй, чтоб ее…

— Хонь Тэй просто предвидела, каким будет Тобо, — я ничуть не был уверен, что смогу переубедить Бабушку Тролля. — Не думаю, что она виновата в том, что мальчик получил дар.

— Старые ведьмы передают свой дар кому хотят через Пелену Снов, — загадочно заметила Гота. — Душа может отказаться, а может — и нет. Сари отказалась. Давным давно, еще ребенком, я помню, она — нет. Это все Хонь Тэй, говорю тебе, лекарь.

Занятная версия. Я слышал ее впервые.

— Пелену Снов? — переспросил я, оглянувшись. Гота обожгла меня взглядом, в котором я прочитал простое и короткое “невежда”.

— Ты не поймешь, лекарь, — отмахнулась она. — В Пелене Снов есть все. Что было и что будет. Одноглазый знает, но называет иначе.

— Может, он еще и будущее успел прочитать?

Гота помрачнела.

— Ступай, болтун! — закаркала она. — Слишком долго эта старая обезьяна уже сидит без присмотра.

С этим мне спорить не хотелось. Мы все старались не оставлять Одноглазого в одиночестве.

Голос из-за двери был нам знаком, и звук его нес надежду. Тобо.

Он сидел у постели старого колдуна и что-то вполголоса втолковывал, держа того за руку. Гота выдала что-то похожее на улыбку, хотя человек, с ней незнакомый, мог бы назвать это злобным оскалом.

— Гота, — проворчал Одноглазый. — Где ты ходишь, старая карга? Дай мне попить. И опять ты скрипишь половицами так, что потолок осыпается. Тобо, хоть ты попроси свою бабку так не топать!

Я почувствовал себя лишним. Поставил на табурет таз с бельем и затворил за собой дверь со стороны двора.

Госпожа ждала меня в нашем жилище.

— Как он? — спросила она.

— Скрипит, — усмехнулся я. — Как и полы под ногами Готы. Пока они скрипят вместе, я почти спокоен.

— Дожить бы нам до их лет… — тяжесть ее головы на моем плече была приятной.

— Да, — протянул я мечтательно. — Только обещай, что не будешь храпеть.

Когда она от всей души пихнула меня локтем в ребра, я в который раз понял, что счастлив.

[SofiaSain]

Виии! Заказчик так рад! Автор, да вы же такой иронично-флаффно-грустный лапочка, позвольте вас обнять!
Это прекрасные Гота и Одноглазый и все-все-все!
Спасибо большое!

[Гость]

SofiaSain, хехехе, спасибо спасибущее А я вас обниму за заявочку